В 1953 году драматург Лилиан Хеллман (Lillian Hellman) предложила своему соотечественнику, американскому дирижеру и композитору Леонарду Бернстайну, превратить в музыкальный спектакль восьмидесятистраничную повесть Вольтера «Кандид, или Оптимизм» (1758). Хеллман усмотрела мрачную параллель между поощряемыми церковью процессами над еретиками, которые высмеивал Вольтер, и маккартизмом — антикоммунистической «охотой на ведьм», развязанной в США на правительственном уровне в начале 50-х годов. «Кандид» как нельзя лучше подходил для того, чтобы обратить внимание общества на абсурдность происходящего.

Приступая к своему третьему по счету шоу, Бернстайн не мог и предположить, что ему предстоит путешествие, не уступающее по продолжительности и числу взлетов и падений странствиям Кандида. Дорогу длиной почти в сорок лет Бернстайн прошел не один: «Кандид» вовлек в свою орбиту многих одаренных деятелей музыкального театра — либреттистов, режиссеров, музыкальных руководителей, актеров.

«Кандид» — настоящий рекордсмен по количеству талантливых сочинителей, трудившихся над либретто музыкального спектакля. Сначала создание песенных текстов было поручено поэту и либреттисту Джону Латушу (John Latouche). Через некоторое время его сменил знаменитый американский поэт Ричард Уилбур (Richard Wilbur), чьи переводы Мольера высоко оценивала Лилиан Хеллман. Свою лепту в разное время внесли сам Леонард Бернстайн, Лилиан Хеллман, Дороти Паркер (Dorothy Parker), Джон Уэллс (John Wells) и Стивен Сондхайм.

В течение двух с половиной лет Хеллман, Бернстайн и Уилбур периодически возвращались к работе над «Кандидом», однако вплотную занялись этим проектом только в 1956 году. К октябрю оперетта была готова к пробным показам в Бостоне.

Бродвейская постановка, осуществленная оперным и драматическим режиссером Тайроном Гатри (Tyrone Guthrie), с декорациями Оливера Смита (Oliver Smith) и костюмами Ирен Шарафф (Irene Sharaff), открылась в нью-йоркском театре Martin Beck Theater 1 декабря 1956 года. Партию Кандида исполнил оперный тенор Роберт Раунсевиль (Robert Rounseville), на роль Кунигунды взяли молодое сопрано Барбару Кук, доктора Панглоса сыграл актер Макс Эдриан (Max Adrian), а Старуху — актриса и певица русского происхождения Ира Петина (Irra Petina), в прошлом ведущее контральто Метрополитен Опера.

Если авторы «Кандида» и рассчитывали на благожелательные отзывы критики, то их надежды не оправдались. Сатиру Хеллман газеты объявили заумной и мрачной, а либретто — слабым: история, в которой не было традиционной для бродвейского мюзикла романтической сюжетной линии, из-за постоянной смены места действия распадалась на отдельные эпизоды. Композитор также не смог угодить зрителю: завсегдатаям бродвейских театров партитура показалась слишком оперной, в то время как поклонникам оперы — чересчур бродвейской. Последний спектакль состоялся 2 февраля 1957 года, и, таким образом, мюзикл сыграли всего 73 раза.

К счастью, оригинальный лондонский состав был записан на студии Колaмбия Рекордс. Пусть в виде пластинки, оперетта нашла путь к сердцам меломанов. Альбом отлично продавался, и постепенно «Кандид» приобрел статус своего рода культового произведения.

В 1958 году, наконец, была осуществлена полномасштабная постановка в Лондоне, для которой Лилиан Хеллман вместе с Майклом Стюартом (Michael Stewart) переработала либретто. Премьера состоялась в театре Saville Theater 30 апреля 1959 года. Успеха не последовало, но Бернстайн не сдавался. Он упорно продолжал дополнять и переделывать партитуру вплоть до 1971 года, когда режиссер Гордон Дэвидсон (Gordon Davidson) поставил мюзикл в Лос-Анжелесе. Дэвидсон надеялся, что шоу доберется до Бродвея, однако на этот раз одиссея «Кандида» завершилась в Вашингтоне, в Кеннеди Центре.

История начинается в Вестфалии XVIII века, в замке барона Тундер-тен-Тронка (Westphalia Chorale). Мы знакомимся с обитателями замка — прекрасной Кунигундой, дочерью барона, Максимилианом, ее тщеславным братом, Пакетой, молоденькой служанкой баронессы, и незаконнорожденным племянником барона, наивным, доброжелательным ко всему миру Кандидом (Life is Happiness Indeed).

Все герои счастливы, потому что их учит быть счастливыми величайший из всех философов на земле доктор Панглос (The Best of All Possible Worlds). Панглос просит своих учеников еще раз повторить то, что они выучили во время его уроков: все к лучшему в этом наилучшем из миров (Universal Good).

В укромном уголке парка Кунигунда застает Панглоса и служанку Пакету за интригующими «физическими» опытами. Она спешит опробовать новые знания на Кандиде, и в результате молодые люди выясняют, что влюблены друг в друга. Вместе они мечтают о радостях брака (Oh, Happy We). Идиллию прерывает брат Кунигунды Максимилиан. Он рассказывает обо всем Барону, и тот, возмущенный разницей в социальном положении влюбленных, прогоняет Кандида из замка (It Must Be So).

Вооруженный одной лишь идеологией оптимизма, изгнанный из земного рая, Кандид довольно быстро попадает в болгарскую армию. Его попытка бежать заканчивается неудачей: Кандида хватают и в качестве наказания прогоняют через строй солдат. Он едва жив, когда приходит известие о том, что болгары объявили войну аварам. Мирная Вестфалия становится ареной сражений. В замке молятся барон и его семейство (Westphalia), однако это не спасает Тундер-тен-Тронк от разрушения и разграбления (Battle Music), а всех его обитателей — от жестокой смерти. В поисках тела своей возлюбленной Кандид блуждает среди руин и трупов (Candide’s Lament).

Так начинаются скитания Кандида. Однажды он подает несколько монет нищему сифилитику, в котором узнает доктора Панглоса. Несмотря на свое плачевное состояние, философ не утратил оптимизма (Dear Boy).

Некий коммерсант предлагает Кандиду и Панглосу работу. Вместе они отплывают в Лиссабон, где становятся свидетелями разрушительного землетрясения, унесшего жизни трехсот тысяч человек. Панглос, однако, по-прежнему настаивает на том, что все к лучшему в этом наилучшем из миров. Кандида и его наставника хватают как еретиков и передают в руки испанской инквизиции (Auto-da-f?). Панглоса казнят, а чудом спасшийся Кандид продолжает свои странствия (Candide Begins His Travels/It Must Be Me).

В это время в Париже некая таинственная красавица привлекла внимание двух влиятельных лиц — обеспеченного еврея дом-Иссахара и не менее богатого Архиепископа собора Парижской Богоматери (The Paris Waltz). Это Кунигунда; она по очереди принимает своих влиятельных поклонников, утешая себя тем, что, раз утраченную честь не вернуть, остается только блистать в драгоценностях и веселиться (Glitter and Be Gay).

По счастливому стечению обстоятельств, Кандид попадает в Париж, где — о чудо! — встречает свою любовь живой и невредимой (You Were Dead, You Know). Кандид непреднамеренно лишает жизни любовников Кунигунды, совершенно некстати явившихся в ее дом. Затем, вместе со Старухой, компаньонкой и по совместительству сутенершей Кунигунды, молодые люди бегут в испанский город Кадис. Пока Старуха развлекает спутников рассказом о своей насыщенной приключениями жизни, воры крадут драгоценности Кунигунды. Старуха, которая легко приспосабливается к любым обстоятельствам, предлагает зарабатывать на пропитание пением (I Am Easily Assimilated).

По следам троицы идет французская полиция, поэтому Кандиду ничего не остается, кроме как встать под знамена религии и в сопровождении Кунигунды и Старухи отправиться насаждать христианство в Новом Свете (Quartet Finale).

С верой, что все к лучшему в этом наилучшем из миров (Universal Good), Кандид прибывает в Буэнос-Айрес. Там же оказываются чудесным образом вернувшиеся к жизни Максимилиан и Пакета. Максимилиан, переодетый в рабыню, покоряет Губернатора Буэнос-Айреса дона Фернандо своей красотой. Обнаружив свою ошибку, благородный дон предлагает руку и сердце Кунигунде (My Love).

Некий иезуит, положивший глаз на Максимилиана, уводит его с собой. Старуха сообщает Кандиду, что полиция все еще разыскивает его, и молодому человеку приходится скрыться в джунглях в сопровождении индейца Какамбо. Женщины остаются одни — им есть что отпраздновать, ведь Кунигунда покорила самого Губернатора (We Are Women).

Кандид и Какамбо скитаются по непроходимым джунглям Латинской Америки. Однажды они наталкиваются на иезуитскую миссию (The Pilgrims’ Procession/Alleluya). Возглавляющие ее Мать-настоятельница и Отец-настоятель уговаривают Кандида присоединиться к процессии кающихся. К своему удивлению, Кандид узнает в Отце-настоятеле Максимилиана, а в Матери-настоятельнице — Пакету. Кандид сообщает им хорошие новости: Кунигунда жива, и он собирается на ней жениться. Максимилиан тут же вспоминает о своей давней неприязни к Кандиду. Кунигунда никогда не выйдет замуж за бастарда! Максимилиан набрасывается на Кандида, и тот, как обычно, совершенно случайно наносит своему товарищу по детским играм смертельный удар. После чего ему снова приходится бежать.

Проходит три года. Кунигунда и Старуха, поселившиеся во дворце Губернатора, размышляют о несчастьях, выпадающих на долю привилегированных и богатых (Quiet).

Кандид и Какамбо все еще блуждают по джунглям. Они находят лодку, путешествуют вниз по реке и попадают в огромную пещеру (Great Vaulted Cavern). В полной темноте они проводят сутки, а затем оказываются в стране, окруженной неприступными горами. Это Эльдорадо (Introduction to Eldorado).

Кандид находит эту страну гораздо прекрасней Вестфалии. Повсюду бьют фонтаны розовой воды, площади вымощены драгоценными камнями, воздух наполнен ароматом пряностей, и даже пыль — золотая. В этом городе нет дворцов правосудия, а есть только храмы наук, и поклоняются здесь единому Богу. Похоже, это та страна, о которой мечтал доктор Панглос! Однако душа Кандида стремится к Кунигунде, и он покидает волшебный край, захватив с собой несколько бесценных златорунных овец, груженных драгоценными камнями, — ведь ему потребуются деньги, чтобы выкупить любимую. Жители Эльдорадо хоть и считают Кандида чудаком, однако сооружают машину, которая перенесет героя, его спутника и золотых овец через неприступные горы (The Ballad of Eldorado).

В пути златорунные овцы гибнут одна за другой, и, в конце концов, у Кандида остается только две овцы. Опасаясь, что в Буэнос-Айресе его будут судить за убийство, Кандид поручает Какамбо взять одну золотую овцу и отправиться в аргентинскую столицу, чтобы выкупить Кунигунду. Они будут путешествовать раздельно и встретятся в Венеции.

Странствия приводят Кандида в голландскую колонию Суринам, где он встречает Мартена, профессионального пессимиста, а стало быть, антагониста доктора Панглоса (Words, Words, Words). Местный житель, богатый голландец Вандердендур, предлагает Кандиду в обмен на оставшуюся у него золотую овцу прекрасный корабль, который, по счастливому совпадению, именно в этот день отплывает в Венецию. Доктрина Панглоса находит свое подтверждение, радуется Кандид, о чем он и сообщает Мартену. Жители Суринама провожают Кандида, Вандердендура и Мартена, желая им счастливого путешествия (Bon Voyage).

Однако корабль терпит крушение и идет ко дну, а вместе с ним — Вандердендур и Мартен. Кандида и золотую овцу, с которой он воссоединился в водах океана, подбирает проплывающая мимо галера. На галере Кандид встречает пять низложенных королей, а среди рабов-гребцов — воскресшего доктора Панглоса. Лишившиеся короны монархи рассуждают о том, что будут вести скромную жизнь, служа Господу и человечеству, едва сойдут на берег. Этой теме они посвящают дебаты под руководством Панглоса (The Kings’ Barcarolle).

Галера прибывает в Венецию. На дворе время Карнавала, все жители города одеты в маски, местное казино расцвечено огнями (Money, Money, Money). Короли немедленно бросаются играть в рулетку и баккара. Прижимая к себе единственное свое богатство — овцу, Кандид бродит по берегу в поисках Кунигунды.

А что же происходит с остальными героями? Пакета стала самой популярной девушкой легкого поведения, в очередной раз оживший Максимилиан теперь коррумпированный Префект полиции, который держит в своих руках весь город, Кунигунда и Старуха трудятся в казино (What’s the Use?).

Кандид приходит в казино, где на него обращает внимание Старуха. Ее лицо скрыто маской, поэтому молодой человек ее не узнает. Старуха жалуется Кандиду на свое бедственное положение, пытаясь вытянуть из него деньги. Старухе вторит Кунигунда. А в это время Панглос в компании красоток отмечает выпавший ему огромный выигрыш (The Venice Gavotte). Кунигунда и Старуха пытаются вырвать у Кандида овцу, в этот момент маска Кунигунды падает, и Кандид узнает ее.

Он внезапно осознает, что все, что составляло смысл его жизни, разрушено. Так к чему было идти на такие страшные жертвы? А его жадная до денег возлюбленная? Ведь ее душа настолько же мертва, насколько полон жизни ее ангельский облик! (Nothing More Than This).

Много дней Кандид проводит в молчании. Теперь у него есть деньги, их хватит на небольшую ферму за городом. Кунигунда становится все более сварливой, и Старуха ей не уступает. Панглос мечтает о месте в каком-нибудь немецком университете. Пакета безуспешно пытается продавать себя. Время от времени они замечают, как на городской стене появляются головы все новых неудачливых политиков. А Кандид продолжает хранить молчание (Universal Good).

Наконец, Кандид разражается речью. Они не те, что были прежде, и не те, кем хотели быть. И невозможно любить так, как они любили раньше. Теперь они любят друг друга такими, какие они есть. После чего Кандид делает предложение Кунигунде и призывает своих товарищей заняться делом — выращивать свой собственный сад (Make Our Garden Grow).

Так заканчивается комическая оперетта «Кандид», исправленная, дополненная и одобренная Леонардом Бернстайном в 1989 году.

«Кандид» регулярно и c равным успехом ставится по всему миру в оперных и музыкальных театрах. Увертюра к спектаклю обрела самостоятельную жизнь и превратилась в симфонический хит. С 1990 года Нью-Йоркский Филармонический оркестр (New York Philharmonic) исполняет ее без дирижера — в память о Бернстайне, который 11 лет руководил этим прославленным коллективом. Сверхтрудную арию Кунигунды Glitter and Be Gay — изящную пародию на арию Маргариты из оперы Гуно «Фауст» — охотно включают в свой репертуар ведущие колоратурные сопрано мира.

Способность «Кандида» принимать вид оперы, оперетты или даже мюзикла в зависимости от художественных задач делает его крайне привлекательным для постановщиков. Некоторые из них не могут устоять перед искушением предложить собственную редакцию.

В мае 2004 года в Линкольн Центре была представлена полуконцертная версия оперетты, созданная режиссером Лонни Прайсом (Lonny Price). Музыкальным руководителем проекта стала Мэрин Олсоп (Marin Alsop), протеже Леонарда Бернстайна; она же стояла за пультом Нью-Йоркского Филармонического оркестра. Главные роли исполнили Патти ЛюПон (Patti LuPone, Старуха), Кристин Ченовет (Kristin Chenoweth, Кунигунда), Джефф Блюменкранц (Jeff Blumenkrantz, Максимилиан), Жанин ЛаМанна (Janine LaManna, Пакета), Пол Гровс (Paul Groves, Кандид) и сэр Томас Аллен (Sir Tomas Allen, Панглос). Лонни Прайс взял за основу одноактную версию Хэла Принса и, дополнив ее номерами из более поздних оперных версий, переписал историю наивного бастарда из Вестфалии: на смену горькой иронии пришел искрящийся юмор, а «нравоучительная часть» преподносится с ненавязчивостью и остроумием. В 2005 году концерт был показан каналом PBS, а позднее выпущен на DVD.

Парадоксально, но факт: на родине Вольтера музыкальная транскрипция его повести впервые была показана лишь совсем недавно. В декабре 2006 года в парижском театре Шатле (Le Ch?telet) состоялась премьера «Кандида» в постановке канадца Роберта Карсена (Robert Carsen).

С разрешения наследников Уилера Карсен внес изменения в сценарий и переместил действие из Европы XVIII века в Америку 1950–2000-х. Замок барона Тундер-тен-Тронка имеет знакомые всем очертания Белого дома, Кунигунда продает себя голливудским боссам и преображается в Мэрилин Монро, изгнанные правители носят маски современных политиков Буша, Ширака, Путина, Берлускони и Блэра, Эльдорадо расположено в нефтяном Техасе, а венецианское казино — в Лас-Вегасе. Все персонажи в этой постановке говорили и пели по-английски, кроме Вольтера, комментировавшего события на родном языке. Кандида сыграл американский тенор Уильям Берден (William Burden), его легкомысленную возлюбленную — соотечественница Бердена сопрано Анна Кристи (Anna Christy), бродвейская звезда Ким Крисуэлл (Kim Criswell) исполнила партию Старухи, а Ламбер Уилсон (Lambert Wilson), одинаково свободно владеющий французским и английским языком, виртуозно преображался то в Панглоса, то в Вольтера, то в Мартена.

Спектакль сразу же оказался у всех на устах — публика оценила провокационную режиссуру Карсена и выразительную, лаконичную сценографию Майкла Ливайна (Michael Levine). Однако Стефана Лисснера (Stephane Lissner), директора театра Ла Скала, где оперетта должна была идти летом 2007 года, насторожил ярко выраженный политический подтекст разворачивающегося на сцене фарса, поэтому он принял скандальное решение снять оперетту с репертуара. Объяснение было простым: постановка не соответствует художественным принципам легендарного миланского оперного театра. Однако, как справедливо заметила итальянская журналистка Паола Зонца, «нетрудно понять, что такая позиция была продиктована превентивной самоцензурой, которую можно сравнить с отменой в сентябре оперы Моцарта „Идоменей“ в постановке Ханса Нойенфельса берлинской Deutsche Oper из-за сцены, в которой Иисус, Будда и Нептун присутствуют на обезглавливании Мухаммеда. В этом случае речь шла об опасении оскорбить ислам, а теперь, по-видимому, о страхе спровоцировать полемику, которая может быть вызвана подобной сатирой на Берлускони».

«„Кандид“ является политической, социальной, интеллектуальной сатирой. Я хочу предоставить публике инструменты для понимания нашей эпохи», — отвечал на критику Лисснера Роберт Карсен. К счастью, компромисс все-таки был достигнут, и итальянская публика увидила мюзикл Бернстайна летом 2007 года. В пользу Роберта Карсена говорит и мнение дочерей Бернстайна Нины (Nina) и Джеми (Jamie), которые в интервью французскому телевидению выразили уверенность, что их отцу спектакль бы понравился. Насколько это заявление справедливо, мы никогда не узнаем, однако можно точно сказать, что под словами Карсена мог бы подписаться человек, без которого путешествие «Кандида» Леонарда Бернстайна по сценам театров разных городов и стран никогда бы не состоялось, — Лилиан Хеллман.